КУЛЬТУРА СЛАВЯНСКИХ ПЛЕМЕН И ИХ СОСЕДЕЙ

Век бронзовых орудий вменяется железным веком. Данная эпоха, по классификации В.А. Городцова, делится на три периода: ранний, средний и поздний.

По сравнению с предшествующими археологическими эпохами железный век хронологически очень короток. Его начало археология относит ко второму тысячелетию до нашей эры.

Торжество железа над бронзой осуществляется не сразу. Археология устанавливает такие периоды и стадии неометаллической эпохи: «железо подобно другим металлам, прежде чем стать металлом индустриальным по преимуществу, прошло через период, когда оно несмотря на свою тяжесть, отсутствие красоты и способность к быстрому окислению служило для украшений. Если оставить в стороне этот период, то в развитии железного века следует различать две стадии: первая стадия соответствует времени, когда железо ввозится из других стран и еще не вытесняет бронзовых орудий; вторая стадия наступает с момента начала добычи железа и производства из него орудий на месте и приводит к полному переходу в железный век».

Эпоха железа представлена многочисленными курганами, раскопки которых дают возможность судить о древнейшем быте славянских племен и их соседей на востоке - приволжских племен, предков современных мари, мордвы и других народов. Отдельные железные предметы встречаются в волжско-окских могильниках еще бронзовой эпохи. По всей вероятности они принесены с юга, из Скифии, по волжскому речному пути. Это подтверждают данные раскопок Ананьинского могильника в Волжско-Камском крае (с. Ананьино Елабугского района Татарстана), дающие возможность установить особую Ананьинскуто культуру.

Что собой представляет Ананьинский могильник? Это сочетание двух холмов, образовавшихся из могильных насыпей. Покойников хоронили в ямах, а затем на могилах создавали холмы. Погребения совершались полные и частичные, т. е. хоронил не весь труп, а только часть его. Реже встречается трупосожжение.

При покойниках найдены разнообразные бронзовые, медные и железные вещи. Жители Волжско-Камского края в 800-400 гг. до современной эры не только знали о железе, но и умели выделывать из него орудия и оружие. Железные вещи изготовлялись путем ковки, тогда как изделия из бронзы и меди отливались в формах. Отдельные предметы из железа весьма сходны с соответствующими предметами отдаленных культур, - сибирской, среднеазиатской и скифской. Таковы, например, кельты (топоры), боевые клевцы (молотки), ножи, металлические зеркала - типичные с соответствующими изделиями Алтайской культуры. Кинжалы, стрелы, стиль некоторых украшений - все это указывает на связь населения Междуречья со скифами.

Между греками и скифами, как было отмечено выше, существовали экономические связи. Скифия доставляла грекам хлеб, скот, рабов, мед, воск, кожи, рыбу, а покупала для себя предметы обрабатывающей промышленности, в том числе и железные изделия. Через посредничество скифов эти изделия попадали на северо-восток Европы и осваивались местными племенами.

Поясные наборы Ананьинской культуры, сходные с более поздними мерянскими, дают возможность предполагать, что древние ананьинцы родственны приволжским племенам (меря, мурома, мордва), о которых упоминает ранняя русская летопись.

Близ села Дьякова, находящегося в 10 километрах к югу от Москвы, по течению реки Москвы, обнаружен весьма ценный археологический памятник, получивший название Дьяково городище. Дьяково городище относится к каменному веку. Культура городищ Дьякова типа распространяется на весь север и северо-восточную часть Европы и в основном относится к железной эпохе V-IX вв. нашей эры. Археологическая наука считает это городище типичным для многочисленных мерянских городищ бассейна верхней Волги и Оки.

Городища типа Дьякова имеют обычно небольшие размеры; по соседству с ними находили валы из зольных слоев.

В этих слоях археологи обнаружили те же предметы, что и на площади городищ. На этом основании было сделано предположение, что городища типа Дьякова являются остатками жертвенных мест. Но такой взгляд оказался несостоятельным; в некоторых городищах обнаружены землянки, характер которых исключает вышеуказанное предположение.

Что собой представляет Дьяково городище? Это пирамидальный холм с усеченной вершиной, высотою до 50 метров над уровнем реки Москвы. С южной и западной стороны Дьяково городище отделяется от соседних высоких откосов берега крутым и глубоким оврагом.

Культурный слой Дьякова городища состоит из чернозема до 0,7 метра, давшего большое число находок.

Культура Дьякова городища родственна многим соседним культурам. Так, например, костяные поделки роднят Дьяково городище с «костеносными» городищами Прикамского края, а бронзовые и железные вещи имеют сходство с утварью могильников средней Оки. Культуру городищ типа Дьякова археологи относят к культуре приволжских племен - меря, мурома и мордва.

Предметы труда, найденные при раскопках, дают возможность сделать вывод, что жители Дьякова городища занимались не только лесными промыслами, но и земледелием. Земледелие и охота - главное занятие насельников края.

«Особенно ценен материал с этих городищ, характеризующий хозяйство их населения. Обращает на себя внимание большое значение рано развившегося в долине реки Оки коневодства, встречаются земледельческие орудия (серпы), имеются данные по текстильному, металлическому и другим производствам».

Наряду с железными орудиями практического назначения раскопки дали большое количество бронзовых и серебряных украшений, носимых преимущественно женщинами. Эти украшения ввозились частично из Азии, а также производились на месте, отражая опять-таки влияние соседних народов.

Уже в ранний период жители волжско-окского бассейна устанавливают торговые сношения с ближним Востоком. Мощный речной путь Волги благоприятствовал укреплению этих торговых сношений. Наличие крупной торговли с восточными народами подтверждается многочисленными кладами арабских серебряных монет, называемых диргемами; в одном муромском кладе обнаружено свыше 11 тысяч арабских монет весом 41 килограмм.

Диргемы обнаружены при раскопках Сарского городища около Ростова и в кладах близ Углича.

Диргем - наиболее распространенная в средние века арабская серебряная монета. Самое раннее появление арабских монет в волжско-окском бассейне относится к VIII в. В последующие века (IX-XII) установились весьма оживленные торговые сношения с мусульманским Востоком.

Археологи считают славян автохтонами Восточной Европы, т. е. народом, который издавна жил на тех местах, где застала его история. Российские археологи, на основании вещественных памятников, обнаруженных при раскопках в бассейне Волги, пришли к выводу, что в лесостепной полосе восточно-европейской равнины существовали однотипные поселения, примерно с середины первого тысячелетия до новой эры, вплоть до VIII-IX вв. нашего времени.

Жители этих поселений - славяне - находились в стадии родового строя (патриархата) и занимались сперва подсечным, а затем пашенным земледелием, лесными промыслами, рыболовством и скотоводством. При раскопках древнейших поселений славян были найдены земледельческие орудия, а также зерна проса, пшеницы, ячменя и гороха.

О занятиях жителей скотоводством, охотой и рыбным промыслом говорят обнаруженные при раскопках остатки скелетов домашних животных (лошади, свиньи, коровы, овцы, собаки), а также и диких животных (лося, оленя, лисицы), и наконец, костяные остовы рыб. Скотоводство было слабее развито по сравнению с земледелием и промыслами.

Первоначальные письменные сведения о славянах или антах, как их тогда называли, относятся к IV в. современной эры.

Писанная история славянских племен начинается в VI в., когда впервые о славянах упоминают готский историк Иордан и греческие писатели Прокопий и Маврикий Стратег. Эти письменные иноземные известия являются дополнительными источниками для изучения истории славянских племен.

Славяне жили к северо-востоку от Дуная и занимали обширное пространство от Карпатских гор до Днепровского бассейна и верховьев Волги. Еще дальше к северо-востоку от славян жили приволжские племена - меря, мурома и мордва, - занимавшиеся звероловством и земледелием.

Основная масса восточных славян жила в лесной полосе, по течению рек Днепра, Оки и Волхова. По этим рекам и их притокам разместились многочисленные славянские племена. Двигаясь по рекам, славяне ставили свои поселки у речных берегов. Некоторые из этих поселков были укреплены, огорожены валом, рвом, частоколом; это были города. Так возникли у полян Киев, основанный по преданию тремя братьями-звероловами (Кий, Щек и Хорев), на Десне у северян Чернигов, у кривичей Изборск и Смоленск, у ильменских славян на Волхове Новгород. На северо-востоке, в Междуречье, славяне основали города Ростов, Муром и Суздаль.

В «Повести временных лет» меряне упоминаются как изначальные обитатели волжско-окского бассейна.

«Повесть временных лет» подробно перечисляет племена Центрального междуречья. Отметив пребывание племени Весь на Белоозере, автор «Повести» продолжает: «а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере меря же. А по Оце реце, где втечеть в Волгу, мурома, язык свой, и черемиси свой язык, мордва свой язык». Это были предки современных приволжских городов.

В X-XI вв. некоторые древнейшие племенные названия (например меря, весь и др.) исчезают, и о них летописи уже не упоминают. Племя уступает место сельской общине, которая состояла из группы больших и малых семей.

Задолго до появления варяжских князей началось проникновение славянских колонистов в верховья Волги и Оки. Славяне-насельники шли главным образом с северо-запада, из ильменской земли, в поисках лучшей жизни, плодородной земли и обильных промыслов.

Какова была встреча славянских колонистов с финскими племенами, исстари обитавшими в данной области? По этому вопросу историки исписали много бумаги, создали целый ряд нелепых концепций. Разобраться в этих концепциях, дать им оценку крайне необходимо, так как вопрос о генезисе великорусской народности имел актуальное политическое значение, в связи с упорными попытками фашистских историков извратить это явление. Фашистская расовая «теория» этногенезиса русского народа преследует цель оправдания фашистской агрессии против СССР. Обратимся прежде всего к буржуазной историографии.

Историк К.Д. Кавелин писал в середине XIX века; «Великороссия народилась в Ростово-Суздальской земле, на финской почве, посреди почти неизвестного племени меря». И далее, - «Восточная отрасль русского племени образовалась частью из переселенцев из Малороссии и Северо-Западного края на финской земле, частью из обруселых финнов».

По мнению С.Ф. Платонова - «До конца XI в. вся эта северо-восточная окраина Русской земли представляла собою глухой и слабо населенный край, в лесах которого разбросаны были финские поселки. Меря и Мурома не строили городов, не имели никакого гражданского устройства и не были политически объединены. Единственной властью у них были их жрецы-шаманы, которых славяне называли «волхвами».

Далее С.Ф. Платонов так определяет судьбу мерянского населения: «меряне постепенно и мирно обрусели», «исчезновение их племени совершилось для русских людей неприметно».

По Платонову великорусская народность образовалась из славян разных областей и племен и плюс «некоторая примесь финнов».

Академик Любавский, выясняя вопрос об основной государственной территории великорусской народности, отмечает, что наряду с волостями и станами, за небольшим исключением, все реки и речки, озера и другие урочища на рассматриваемой территории носят не русские, а инородческие имена».

Топография (т. е. названия рек, озер) междуречья действительно сохранила некоторые мерянские наименования, но не в таком преобладающем размере, как это представляется Любавскому.

Некоторые советские историки, критикуя дворянско-буржуазную историографию по данному вопросу, ударились в другую крайность, представляя славян и финнов исконными врагами. Славяне-колонисты рассматриваются как феодальные захватчики, колонизаторы. Авторы подобной интерпретации характера взаимоотношений финнов и пришельцев-славян не могут привести ни одного доказательства, ни одной ссылки на письменный источник для подтверждения своего нелепого толкования. Не могут, потому что этих доказательств нет в источниках. Как схематики, авторы данной концепции оперируют «доказательствами» иного времени и характера.

Взять хотя бы А. Савича, автора очерка по истории мордвы. Поставив вопрос о характере взаимоотношений аборигенов и пришельцев-славян, А. Савич приходит к такому выводу: «Немирное освоение, не культурное завоевание, а именно вооруженную борьбу северо-восточных русских князей с туземными финскими племенами рисуют нам наши источники (и, прежде всего, наши летописи) на заре образования «великорусского» государства».

Нелепых моментов в данном положении больше чем достаточно. Но, не отвлекаясь от сути дела, отметим две нелепости: во-первых, автор не видит никакой разницы между славянской колонизацией и колонизаторской, грабительской политикой русских феодалов-князей; во-вторых, у автора надисторический, социологический подход, - когда он в определении характера взаимоотношений аборигенов-мерян и пришельцев-славян ссылается на источники более позднего времени, т. е. на источники XII века, в которых речь идет о феодальном грабеже приволжских племен и славян русскими князьями.

Не следует отождествлять славянскую колонизацию с колониальной политикой княжеской, а затем и царской власти. Славянская колонизация представляла собою заселение «незанятых, свободных земель, легко доступных переселенцам».

Славянская колонизация Междуречья сопровождалась широкой распашкой земли колонистами. Славянские племена находились в весьма выгодных условиях «вследствие обилия свободных и доступных колонизации земель» на их окраинах, которые сливались с территориями финских племен.

Таким образом происходило «образование нового земледельческого населения на новых землях».

Был ли предлог для враждебных столкновений, - с огнем и мечом, между славянами и финнами?

Авторы нелепой концепции видят предлог для ссор и столкновений в земле. Но это совершенно неубедительно. Недостатка в земле не было. Слабо заселенных территорий было сколько угодно. Северо-восточная часть Европы, в том числе и Междуречье, имели тогда весьма редкое население. Необъятные пространства земли и природные богатств, эксплоатировались еще в самой незначительной степени. А раз так, то не было никаких оснований для крупных ссор из-за земли. Происходило мирное заселение Междуречья славянскими выходцами; они устраивались на землях, не занятых или отчасти занятых финскими племенами.

Авторы, выдвинувшие версию об исконной непримиримой враждебности славян и приволжских племен, усмотрят в приведенном выше доводе дворянско-буржуазную трактовку разбираемого вопроса. На самом деле этот вывод диаметрально противоположен дворянско-буржуазной трактовке, так как последняя исходит из оправдания колонизаторской политики феодальных захватчиков. Что это именно так, можно сослаться на интерпретацию данного вопроса проф. С.В. Ешевским. Ешевский определенно заявляет, что «на памяти истории нет истребительных тенденций русского племени», что «чужеродцы не обращались в рабов, не причислялись к существам низкой породы, не истреблялись огнем и мечом».

Наоборот, как раз «на памяти истории» есть самые дикие картины колонизаторской деятельности русских феодалов. Но об этом несколько ниже.

По вопросу об этнегенезисе и формировании великорусской народности М.Н. Покровский также запутался, ударившись в крайность в своей «критике» дворянско-буржуазной историографии. Эта критика привела М.Н. Покровского к фактическому отрицанию великорусской народности, которая фигурирует в его работах в кавычках.

Без всяких доказательств Покровский выдвигает такое положение, будто «основным населением будущей Великороссии было финское, а славяне явились туда небольшими группами, в качестве самых форменных колонизаторов».

Прежде всего необходимо отвести клеветническое измышление М.Н. Покровского о славянах вообще как колонизаторах, поработителях финских племен. Это измышление исходит из ошибочного отождествления славянского переселенчества с феодальной, княжеской колониальной политикой. Что под колонизаторами имеются именно переселенческие массы, это повторяется у Покровского неоднократно. Славянские пришельцы не занимали пустые места, а поглощали, т. е. «насильственно подчиняли себе это коренное население страны».

Далее, ссылаясь на «инородческую номенклатуру» рек, речек, озер и урочищ, Покровский делает нелепый вывод о густой заселенности финнами Центрального междуречья. «Чтобы создать свою географическую номенклатуру для целого края, - писал Покровский, - нужно было сидеть в этом краю очень густой очень долго. Славянские колонизаторы врезались в эту гущу маленькими островками».

Топографическая номенклатура сама по себе не говорит о плотности населения. Поэтому, вывод Покровского об абсолютной заселенности финнами Центрального междуречья ничем не доказан. Такое шаткое построение схемы о славянах и финнах в междуречье Оки и Волги облекается у Покровского антинародными реакционными идеями. Комментируя взгляды Любавского, Покровский выдвигает такую реакционную формулу: «названия «инородцев» гораздо больше заслуживают пришельцы, маленькими островками вкрапливающиеся в гущу автохтонного населения». Венцом этой формулы является утверждение, что «в жилах великоруссов течет 80% их (финнов) крови».

Это совершенно нелепое утверждение, игравшее на руку фашистским фальсификаторам и захватчикам. Смехотворные финляндские фашисты, в подражание своим коллегам из Германии, носились со смехотворной идеей «Великой Финляндии» от Балтийского моря до Уральских гор, включая и Центральное междуречье. При этом они, фальсифицируя историю и современность, пытались «доказать» то, что основное население - на воображаемой территории «Великой Финляндии» - финское.

Такого рода «доказательства» требовались фашистам для того, чтобы оправдать свои захватнические планы.

Поэтому, преодоление антинаучной концепции Покровского дает в руки историков новое оружие для борьбы против фашистской историографии.

Только на основе критики взглядов Покровского на формирование великорусской народности можно понять взаимодействия славян и финнов в древнейший период истории нашей страны.

Если на момент допустить, что великоруссы явились в результате этнического смешения четырех пятых финнов и одной пятой славян, как это допускает Покровский, то законно поставить вопрос: почему не образовалась финская народность на территории Центрального междуречья?

Может быть потому, что финские племена порабощались то норманскими конунгами, то камско-булгарскими феодалами, то русскими князьями? Конечно, феодальное порабощение не могло не повлиять отрицательно на формирование финской народности. Но, ведь, известно, что и славянские племена в определенные промежутки времени угнетались то хазарами, то норманами, а затем монголо-татарскими завоевателями. Конечно, господство тех или иных феодальных угнетателей разобщало славянские племена, раздробляло русский народ, но он не был ассимилирован ни хазарскими, ни норманскими, ни монгольскими завоевателями. Те или иные завоеватели могли временно покорить великий народ, но навязать свою культуру, свой язык они не могли, они были бессильны.

Каковы конечные выводы?

Академик Б.Д. Греков считает, что - «славянство... заняло определенную территорию в Европе не вдруг. Оно само явилось в итоге длительного этногонического процесса, в результате скрещивания различных племен и культур».

Славянская колонизация не носила разбойный характер. Не существует исторических источников для доказательства противоположного.

Процесс ассимиляции, слияния финских групп с окружающими их более многочисленными славянскими племенами, начался, очевидно, задолго до норманского завоевания и в основном завершился в X веке.

Дофеодальные племенные союзы - меря, весь, мурома и др. сменяются в IX-X вв. новыми этническими образованиями, составлявшими коренное население Междуречья.

Родовые отношения среди славян известны историку - киевскому летописцу. Описывая полян, он отмечает их общественное устройство.

«Полем же жившем особе и володеющем роды своими, иже и до сее братье бяху Поляне, и живяху кождо с своим родом и на своих местех, владеюще кождо родом своим».

Наличие родовых отношений у славян, в период современный появлению летописания, говорит лишь о закате родоплеменного или первобытнообщинного строя, о значительных следах первобытных времен.

Задолго до варяжского завоевания начинается процесс разложения родового строя среди племен Междуречья. Из сельской общины выделяется родоплеменная знать, особенно племенные старейшины, которые затем постепенно превращаются в земельных собственников. Эта знать захватывала общинные земли и превращала свободных крестьян-смердов в зависимых людей. «Старая чадь», в руках которой раньше находились запасы урожая, закабаляет обедневших смердов. Процесс закабаления протекает неравномерно: те племена, которые жили поблизости к торговым путям (волжский, «из варяг в греки»), раньше переходили к более сложным общественным отношениям. Из среды общинно-племенной знати вырастает туземное боярство, выделяются племенные князья, властвующие в укрепленных славянских городах - Ростове, Суздале и Муроме.

Имущественная и общественная диференциация среди древнейшего населения Ростово-Суздальского края - мери, вятичей, веси, мордвы ярко иллюстрируется археологическими данными. Прежде всего любопытны Брембольские курганы (IX-X вв.) на берегу Переяславского озера, получившие свое название от села Брембол, в районе которого производились раскопки этих курганов. Брембольские курганы можно разделить на две категории: «Могилки» и «Княжи могилы». Последние отличаются от первых богатством погребения. Археологи обнаружили в княжеских могилах изящные украшения, совершенное по своей отделке оружие (ножи с рукоятками, секиры), монеты, кости коня и т. д. В одном богатом погребении у пояса покойного обнаружили ключ.

В Белогостицах, около Ростова, был найден клад, показывающий сбережения значительных сокровищ в руках отдельных лиц. Наличие иностранных монет и бытовых предметов говорит о торговых связях местных жителей с соседними народами и племенами. Данные раскопок дают возможность судить о наличии некоторого общественного разделения труда. Около Ростова было раскопано городище на p. Cape (VIII-IX вв.), представлявшее собою крупное ремесленное поселение.

Среди славянских племен, в особенности среди тех, которые находились на водном пути «из варяг в греки» (например ильменские славяне, поляне и др.), начинался процесс складывания довольно сильной княжеской власти.

Первыми правителями на Руси были местные славянские князья, которые, подобно древлянскому князю Малу, были «лучьшие мужи», «князи добры», много постаравшиеся над устроением своего племени. Эти племенные князья опирались на старейшин, игравших важную политическую роль даже в Киевском государстве.

Из более ранних легендарных князей автор «Повести временных лет» прежде всего упоминает Полянского князя Кия.

Летописец опровергает несведующие рассуждения о том, «яко Кий есть перевозчик». «Аще бо бы перевозчик Кий, то не бы ходил Царюгороду; но се Кий княжаше в роде своемь; и приходившю ему ко царю, якоже сказають, яко велику честь приял есть от царя, при которомь приходив цари».

Далее автор летописной повести сообщает о неудачной попытке князя Кия перенести свою резиденцию в устья Дуная: «идущю же ему вспять, приде к Дунаеви, и възлюби место, и сруби градок мал, и хотяше сести с родом своим, и не даша ему ту близь живущий: еже и доныне наричють Дунайци городище Киевець. Киеви же, пришедшю в свой град Киев, ту живот свой сконча; и брат его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь ту скончашася. И по сих братьи держати почаша род их княженье в Полях, а в Деревлях свое, а Дреговичи свое, а Словени свое в Новгороде, а другое на Полоте, иже Полочане».

Крупную роль в разложении патриархально-родовых отношений сыграло холопство. Холоп, или челядинец, относился к категории рабов. О наличии рабов, у славян говорит ряд иноземных источников. Холопство (рабство) форсировало развитие феодальных отношений и вело к крепостному рабству. Ленин говорил:

«Рабство в громадном большинстве стран в своем развитии превратилось в крепостное право. Основное деление общества - крепостники-помещики и крепостные крестьяне. Форма отношений между людьми изменилась. Рабовладельцы считали рабов своей собственностью, закон укреплял этот взгляд и рассматривал рабов как вещь, целиком находящуюся в обладании рабовладельца.

По отношению к крепостному крестьянину осталось классовое угнетение, зависимость, но крепостник-помещик не считался владельцем крестьянина, как вещи, а имел лишь право на его труд и на принуждение его к отбыванию известной повинности. На практике, как вы все знаете, крепостное право, особенно в России, где оно наиболее долго держалось и приняло наиболее грубые формы, оно ничем не отличалось от рабства».

Зарождение примитивных феодальных отношений на территории Восточной Европы еще не означало полной ликвидации дофеодального уклада. Как известно, пережитки патриархальщины и рабства сохранились вплоть до Великой пролетарской революции.

В 1918 г. Ленин писал, что в Советской России налицо «элементы различных общественно-экономических укладов». Россия так велика и так пестра, что все эти различные типы общественно-экономического уклада переплетаются в ней».

И прежде всего, при перечислении этих укладов, Ленин отмечает «патриархальное, т. е. в значительной степени натуральное крестьянское хозяйство», которое своими истоками, корнями уходит в дофеодальную эпоху.

Из этого следует, что знакомство с патриархально-родовым строем у славянских и других племен Центрального междуречья имеет не только узко исторический интерес.

Смена одного типа производственных отношений другим не могла произойти сразу. Между ними находится переходная стадия производственных отношений, характерная для первых веков Киевской Руси.

СУЗДАЛЬСКАЯ РУСЬ - история Владимиро-Суздальской Руси, ее зарождение, развитие и упадок