Главным действующим лицом пьесы, безусловно, была она. Первостепенность роли невесты подчеркивалась прежде всего тем, что ее поведение существенно отличалось от поведения окружающих: на протяжении почти всей «пьесы» она или молчала, или говорила (плакала) стихами. В народе плачи эти называли причетами, воплением, голошением. Отсюда, вероятно, и сравнение свадьбы с оперой.
Плачи владимирских невест были необыкновенно поэтичны. У.С. Коннка, характеризуя этот жанр, подчеркивая эмоциональную сторону причетов, дала им очень точное определение - «поэзия печали».
И хотя владимирские невесты во время голошения не «хрястались» и не «хлестались», как их северные современницы, плачи их оказывали не меньшее воздействие на присутствующих. «Я сама как завопила голосом, маменька моя замертво и покатилась», - вспоминала В.К. Буданова, уроженка деревни Надеждино. Безусловно, многое при исполнении плача-причета зависело от таланта девушки, глубины вложенных в него чувств, силы обобщения. Как пишет в своем этнографическом очерке Е. Добрынкина, описывая свадьбу в Муромском уезде, послушать одаренных воплениц, как правило, собиралась вся деревня. В древности, как предполагают ученые, плач, подобно смеху, имел магическое значение: «хоронил» невзгоды, а значит облегчал жизнь. Отсюда, очевидно, поверье: «Не поплачешь за столом - будешь плакать за столбом» (имелся в виду печной столб, отделяющий избу от кухонного закутка, места, уготованного женщине). Девушку, которая не умела голосить, женщины осуждали:
У нас речка не текучая
А Марья Ивановна не плакучая.
Как тебе, Марьюшка, не грустно,
Как тебе, Ивановна, не тошно,
Идешь во чужи люди
От батюшки, от матушки...
Естественно, чтобы избежать пересудов, девушки задолго до замужества старались запомнить хотя бы по одному-два причета на каждый случай: сватовство, сговор, смотрины, девичник... Наиболее талантливые из них, постигая секреты поэтического мастерства у старших подруг, матерей, бабушек, «сочиняли» свои. Распространенный прием (правда, использовался он не только в причетах, но и в других песенных фольклорных жанрах), это пожалуй, постоянные эпитеты. С их помощью невеста рисовала идеальную картину жизни в родительском доме и невыносимую - в доме будущего мужа. Родителей она обязательно изображала любящими и любимыми, их дом напоминал терем, окошечки в нем, как правило, были косящатые или хрустальные, столы дубовые... У жениха же все, кто жил с ним, рисовались злыми, разбойниками, погубителями ее воли, двор их представал в песнях маленьким - «о семи шагах».
Достаточно часто владимирскими вопленицами использовался и другой прием, характерный для фольклора - художественный параллелизм, нередко отрицательный. Так невесте удавалось противопоставить нынешнее горестное состояние идеальному вчерашнему, когда она чувствовала себя свободной и счастливой. Вот один из примеров - плач невест из деревни Корниловка Муромского уезда, когда их в последний раз перед венцом в родном доме усаживали за стол, являющийся в данном случае символом разлуки:
И куда вы меня, родимый батюшка, поведаете?
Куда вы меня, родимая матушка, сажаете?
Не в зеленый сад вы меня гулять пускаете,
Не с красными со девушками.
Но самые сложные, драматические чувства наилучшим образом героине помогала передать развернутая метафора. Показателен в этом плане плач невест Переславского уезда:
Как не пава по заполью ходила,
Не златые перья ронила.
Завели-то меня молоду
За скатерти браные,
За столы дубовые.
А по правую-то сторонушку
У меня у младешеньки
Точно зимушка холодная.
А по левую-то сторонушку
Точно морозы трескучие,
Впереди-то меня молодой
Что метель метет
Снег в глаза несет,
Не дает-то мне, молодой,
Не дает свету видети!
Здесь, как видим, невеста противопоставляет себя красивой птице паве с золотыми перьями, считающейся в народе райской; а родственников жениха она сравнивает с холодной зимой, морозами трескучими, вьюгой, которая слепит глаза.
Нередко плачи невесты строились в форме диалога: девушка обращалась к кому-то из родственников или подруг за советом или помощью. Обычно, перед отъездом под венец, она просила мать или замужнюю старшую сестру подсказать ей, как вести себя в новой семье:
- Ты отродница, сестра милая,
Скажи, как в чужих людях жить,
В чужих людях жить,
На кого служить?
И та отвечала, давая совет:
- На свекора и на свекровушку,
На деверя и на золовушку,
А больше всего угождай
На свою головушку,
На свою боронушку.
Особое место в плачах невесты занимали сны-фантазии, которыми она делилась с близкими. Они были во владимирской свадьбе, можно сказать, обязательными и произносились в строго определенный момент: утро свадебного дня. Чаще всего «снились» ей крутые горы, на которые она не могла забраться, бурная река, из которой невозможно было выплыть, черные ягоды, сальная свеча. Эти тревожные сны как бы являлись предвестниками невеселых перемен в судьбе девушки. С их помощью в достаточно сжатой форме невесте удавалось передать томящую ее тревогу о предстоящей разлуке с родителями и переезде к «чужим» людям на «чужую сторонушку», которая «горюшком посажена, заботушкой обгорожена, горючими слезами поливана».
Согласно историческим источникам, как жанр плач был известен уже во времена Киевской Руси. О том, что плачи уже тогда составляли важную часть свадебного действа, можно судить по обращению Владимира Мономаха к Олегу Святославовичу, где Мономах просит возвратить ему жену убитого сына его Святослава, чтобы оплакать его вместе с нею и тем самым заменить свадебные плачи, которых он не слышал, потому что не смог быть на свадебном пире. Н.Ф. Сумцов предполагает, что в древности свадебные плачи (песни) представляли собой молитвы, обращенные к богам, покровителям брачных союзов (позднее к Христу или Богородице) и заключали в себе просьбу молодых ниспослать им здоровья, богатства и чадородия. Вероятно, натолкнула исследователя на эту мысль особая форма обращения, сохранившаяся в некоторых плачах с тех старых времен, императив, выражающий желание. Н.П. Колпакова выделила их в особый тип заклинательных песен.
В конце XIX - начале XX века таких плачей осталось очень немного. Как правило, они сопровождали определенные акты свадьбы: момент перед баней (девичник), расплетение косы, отъезд новобрачных под венец. Как верно заметила жительница деревни Черновской Е.А. Ершова, «у каждой были свои причеты».
Вполне возможно, что на Русь плачи пришли из Древней Греции или Рима, так как были известны там задолго до появления их у славян.
СВАДЬБА ВО ВЛАДИМИРЕ - история традиционного русского свадебного обряда и элементов свадебной церемонии